19 июля в 16:00 в Малом выставочном зале картинной галереи Псковского музея-заповедника открылась выставка художников из Санкт-Петербурга «Структура и форма».

Это вторая, псковская и музейная, часть артистического фестиваля «Изборские встречи», начавшегося в Старом Изборске и объединившего музыкантов, художников и скульпторов из северной столицы. Свои произведения они неоднократно экспонировали на различных выставках-акциях, симпозиумах и фестивалях искусств. Стилистические новации участников проекта связаны с поиском структурного строения предмета. Формальная сторона произведений сопряжена с выявлением образа-метафоры и ритмической организации плоскости картины.

В Малом выставочном зале представлены работы Сергея Борисова, Елены Бочаровой, Наталии Земляной, Сергея Касьянов, Александра Кондратьева, Александра Позина, Марины Спивак, Вячеслава Хомутова, Валерия Шабловского.

Обозреватель Псковской Ленты Новостей Александр Донецкий застал художников в процессе создания экспозиции и поговорил с ними об их непростом искусстве.

— Можно сказать, что «Структура и форма» — это те же «Изборские встречи», только перенесенные в Псков, из заповедного ландшафта — в интерьер музея?

Александр Кондратьев:
— Первая встреча была в Изборске, в Пскове будет вторая, и неважно, как они называются. В Изборске встреча была в меньшем масштабе, в Псковском музее-заповеднике — в большем. Так оно и было задумано. В принципе, это одна художественная акция, только разбитая на две части.

Вячеслав Хомутов:
— Мы старались привлечь к этой акции художников, которые связаны между собой какими-то пластическими принципами, в основе творчества которых, скажем так, приоритет формы, структуры, композиции. Художник ведь может влиять на зрителя, прежде всего, тем, ЧТО он изображает, а может тем, КАК он изображает, если говорить о традиционных живописных направлениях в искусстве. Как мне кажется, для художников, которые здесь представлены, очень важна как раз сторона КАК, когда произведение призвано не имитировать что-то, а быть самостоятельной выросшей структурой, появившейся в результате каких-то творческих поисков, каких-то эстетических взглядов, совершенно разных, потому что художники, приехавшие сюда, принадлежат к разным школам. И, тем не менее, формообразующее начало нас всех тут объединяет.

— А я думал, что для ЛЮБОГО художника важнее КАК, а не ЧТО, разве не так?

Александр Кондратьев:
— Да, но понимаете, есть художники, которые видят предмет и стараются как бы перенести его на холст, а есть художники, которые этот предмет внутри себе преобразуют и переносят на холст уже преображенный внутри своего сознания предмет. В этом разница. А может быть и третье. Когда художник отбрасывает сюжет и представляет зрителю в чистом виде структуру, предъявляет саму пластику внутренних членений формата, цветовых пятен и так далее. И каждый в этом смысле имеет свой взгляд. Петербург интерес тем, что в советское время в нем подпольно существовали некие школы, андеграундные течения, ведущие свою генеалогию от Малевича, Филонова, Петрова-Водкина. Их ученики передавали принципы этих школ своим ученикам, и мы все, кто участвует в этом проекте, тоже попали в эти школы и существовали параллельно друг другу, а где-то пересекались. И так получилось, что мы как бы идем от таким переплетающихся корневых систем.

Вячеслав Хомутов:
— Скульпторы, которые участвуют в нашем проекте, тоже работают в поле выразительной формы, то есть тоже не имитируют реальность, а как бы представляют реальность, которая создается сама. Образ перерастает в некую форму, способную нести некую мощную эмоцию: «Я не понимаю что это, но это действует». Когда скульптурная форма не изображает что-то, а когда она сама по себе настолько объективна и выразительна, что очень сильно воздействует на зрителя. Как когда-то говорил Шкловский про Филонова: «Он вычленил из живописи вещество, как фармакология вычленяет из химии вещество, которое действует на организм человека». Это очень точное определение образности. Образность, которая здесь рождается, — это достаточно сложный процесс. Потому что художнику, как правило, требуется прожить, наверное, лет тридцать, прежде чем у него выработается своя оригинальная манера.

Александр Кондратьев:
— Я добавлю, что некоторые явления в искусстве формируются не одним художником, а целой группой. Не случайно, кубисты, например, выступили группой, и их ранние работы даже трудно отличить. Легко перепутать, допустим, работы Пикассо с работами Жоржа Брака. Здесь у нас в экспозиции представлено несколько питерских групп, художники которых выступили когда-то одновременно. Вот группа «Параллель» — Слава Хомутов, Наташа Земляная и Валера Шабловский. Они через своих учителей последователи Филонова и — даже больше — Малевича.

— Я и Сережа Касьянов представляем группу «Кочевье». В отличие от чистых абстракционистов, мы исповедуем образ, с такой трагичной нотой, с надрывом. Мы пришли в искусство в Перестройку, и наши работы отвечали времени, тогдашним представлениям о нашей жизни. И третья группа, которая здесь представлена, ШВА — Школа варварского аналитизма, такое название себе они придумали. Все ребята несут в своем искусстве некие знания, которые в академической школе не преподаются, а передаются от учителя к ученику. В этом уникальность представленного здесь художественного проекта.

— Разве в искусствоведении структура и форма — не тождественные понятия?

Александр Позин:
— Структура есть организация формы. Скажем так. Взять ДНК, там есть некие формы, организованные в некоторую структуру. И в то же самое время структура — это схема, принцип построения формы. Тело — это форма. А структура — это скелет тела. Чем Адам в Раю занимался, помните?

— Давал вещам имена.

Александр Позин:
— Именно! Тем же самым занимаются и художники. Всякий раз, когда рождается Адам, то есть художник, он начинает искать свою Еву, он продолжает свой род, чтобы родился следующий Адам. И каждый художник пытается дать название форме. Очевидно, что структура и есть то искомое имя вещи. Я бы так для себя определил. Высказываться можно словом, изображением, жестом, танцем, музыкой. Вообще, все, что делает человек в науке или искусстве, и есть всегда высказывание. И в любом случае это высказывание о Боге, поскольку любой человек тварь Божья. И так или иначе художник постигает Бога, каждый по-своему. Есть искусство концептуальное, а есть интуитивное. Концептуальное искусство старается все объяснить. Интуитивное просто ищет формы. Как маленький ребенок, который еще ничего не видит глазами, а ручками уже ощупывает окружающий его мир. Вот почему трехмерный объем так важен.

Вячеслав Хомутов:
— У Позина — редкий дар. Он парадоксален! Есть художники, у которых вроде все правильно, и вдруг появляется какой-то сдвиг. Например, Пьер Боннар, у которого сдвинутая композиция, нелепая. Или Фрэнсис Бэкон, смотришь — вроде абстракция, и вдруг — внезапный реалистический кусок. Так и у Саши. Практически в каждой работе есть такой эффект: «Так быть не должно!» А оно есть! Это редчайшее качество у художников.

Александр Позин:
— Я называю это просто интуицией. Когда ты сам не знаешь, куда двигаешься. Просто какое-то шестое чувство тебе подсказывает: надо так! Это как заблудиться в незнакомом городе пешком, и искать верную дорогу. А ведь искусство — это всегда незнакомый город. Все мы познаем мир. А самое темное место в этом мире — ты сам. И вот идешь путем ощупывания. Мозгов-то ведь не всем хватает, чтобы сразу все понимать. Бывает, проходит лет эдак пять, чтобы ты сам начал что-то осознавать в том, что когда-то интуитивно сделал. Постоянно происходит какая-то рефлексия на формы, которые тебя цепляют, а ты даже не знаешь, почему. Всякая скульптура — это, конечно, текст. Правда, тихий текст, в который нужно пристально всматриваться. Но я по-другому не хочу. Мне кажется, важно, чтобы зритель сам пытался прочесть этот текст. Чтобы автор не навязывал людям своих идей.

— То есть не разжевывал бы?

Александр Позин:
— Точно! Не разжевывал бы до безобразия.

— «Разжевывать» — сегодня это такой популярный прием.

Александр Позин:
— Я называю это бройлерным сознанием. То есть массы работают по определенным сигналам. Им дают сигнал, они его опознают и совершенно определенным образом начинают действовать. И, мне кажется, задача художника (как и священника в церкви) в том, чтобы люди реагировали все-таки на другие сигналы — не на общественные сигналы, а сигналы свыше. Потому что, когда мы будем помирать, то перед Богом будем стоять не в обществе, а каждый по отдельности.

Беседовал Александр Донецкий.